Река времени. Дневники и записные книжки - Валерий Протасов

Толкуют о назначении литературы, о пользе её и бесполезности… А всё назначение её в том, что она пробуждает душу. Если читаешь ― и в душе твоей что-то сдвинулось: значит, цель достигнута. И это при том, что никакой цели художественная литература перед собой не ставит.

Литература― это дар творчества, созидания, который через писателя переходит к читателю. И, значит, ещё и акт дарения.

***

Старая русская речь на «о», ещё кое-где звучащая («понятно», «хорошо», «мамо»), откликается чем-то целомудренным и простым, бережным, как будто человек каждый звук в слове опускает на землю, как ребенка. Аканье рядом кажется наглым, а когда-то нравилось в его московском произношении.

Чехов и музыка

Слушал передачу «Чехов и музыка». Веяние красоты. Красота во всём: в словах, в чувствах, в звуках музыки. Чехову казалось, что настоящая красота впереди. Он верил в будущих людей, как верят все хорошие, добрые люди в своих внуков, правнуков. Но прекрасное было тогда. И если бы Антону Павловичу сказали, что наш мир всё более влюбляется в безобразное, он бы не поверил.

Время понижения художественного вкуса. Всё слишком жёстко и несвободно.

***

Жизнь не стоит на месте. Никто и ничто не может её остановить. Но есть разные способы движения. Бывает так, что никаких внешних результатов мы не видим, но это не значит, то человек стоит на месте. Его деятельность происходит внутри. Если вы не практик, не надо гнаться за скоростью. Есть движение внешнее и внутреннее. И что быстрее и лучше, это ещё вопрос.

Дух милосердия

Дух милосердия, когда-то неразлучный с образом врача, в особенности, медицинской сестры, выветривается, вытесняется грубостью, бездушием и ненавистью. Как часто мы наталкиваемся в поликлиниках и в больницах на тон нетерпимый и презрительно-грубый! Страждущий жаждет не только исцеления для тела, но и участливого слова, хлеба духовного, а вместо этого получает камень в руке. Тон многих медиков напоминает обращение тюремных врачей. Избави бог, проскользнёт человеческая нотка: это так странно ― гораздо проще и привычнее грубость, жёсткость.

А сами наши посетители медицинских, да и всяких иных учреждений? Много людей хороших, участливых, но есть такие, что, точно, вчера слезли с ветки: людьми ещё не стали и неизвестно, станут ли когда-нибудь. Первая реакция в споре – злоба, звериный крик с оскорблениями, они так и летят из зева. Приходилось мне видеть одержимых в церкви: кричат теми же истошно-злобными голосами, это кричит из них дьявол. И в грубых людях также кричит дьявол ненависти.

Жестокость

Откуда этот нарастающий избыток жестокости? Причин, конечно, много. Но главная, кажется, в том, что иной человек сам давно перестал страдать, болеть совестью и болеет только гриппом. Что толку говорить такому человеку: берегите ближнего, в нём вы? Не остановит его и такая мысль, что люди тратят треть своей жизни на злобу, дрязги, мелкие счеты.

Давно сказано: учитесь уважать себя в другом и другого в себе! И как трудно это усваивается людьми.

Человек, конечно, от природы несовершенен, но нам даны примеры совершенства, и есть потребность быть лучше. Надо помочь человеку открыть в себе потребность совершенства.

Умные и глупые

Как это странно, что люди глупые и малообразованные во все времена стремятся управлять людьми умными и знающими! Как можно управлять миром, если в своей голове не можешь навести порядок? А, тем не менее, так есть.

Отчего глупые не понимают, что они глупые? Думаю, ум многих людей как бы застывает с детства. Неумные не понимают вред, который наносят своей деятельностью, и никогда не сомневаются в правильности заведённого порядка. Думающему человеку при таком положении вещей нет места.

Будет ли когда-нибудь так, что исчезнет зависимость одного человека от другого, и каждый будет жить по-своему в согласии с другими? Умные и глупые будут и тогда. Но глупые уже не смогут помешать умным жить по-своему.

***

Был человек как человек, даже ничего себе. Но вдруг попал в начальники. И вот уж не узнать его. Не новость, что когда люди посредственные волею случая выходят в командиры, они становятся врагами всего оригинального. Не ново. Но каждый талантливый человек, сталкиваясь с этим, заново открывает для себя странность такой метаморфозы. И открывает через боль и кровь.

Общее и своё

Общечеловеческое и национальное… Оба эти начала глядят в разные стороны, но где-то, обегая положенный круг, обязательно встречаются. Только для разных людей по-разному. Для одних общечеловеческое оборачивается безразличием к национальному. Этим всё родное трын-трава, прошлое ― стыд один, удобрение, от которого надобно поскорее отвернуться и нос зажать. Кто ступил на дорогу космополитизма, тот ступил на зыбкую почву. Но, и следуя по узкой национальной дорожке, придёшь только в знакомое село и нового ничего не узнаешь. Надо идти к людям, какой бы национальности они ни были. Хороший человек везде хороший. И как приятно встретить такого человека в другом народе! Удивительное чувство человеческого братства.

Всечеловечность

Всечеловечность не означает отказа от своей народности. Народность же не в том, чтобы быть похожими на всех. Надо быть просто самими собой, не стыдясь этого. Не лучше ли быть просто русским и в эту меру быть частью всего человечества?

Всечеловечность за счёт народности, опыта отцов и дедов, а не отказа от них.

***

Как нельзя строить философию русской истории на Чаадаеве, так нельзя выводить «русскую идею» из «всечеловечности» Достоевского. В идее всечеловечности есть опасность расплывчатости, размывания коренного народного начала. Но, конечно, не надо замыкаться в узком национализме, в византизме, культурной моноэтничности. Прежде всего, быть самими собой, а общечеловечность скажется сама.

Воля личности

Западная свобода и внутренняя воля в русском народе. Смирение, сохраняющее внутреннюю волю. И бунты из-за воли, а не из-за западной юридической свободы.

И снова всечеловечность… Та ли это основа, на которой строится русский характер? Всечеловечность ― не вид ли сверхчеловечности?

Одиночество

Говорят об одиноких людях: «Он живёт для себя». Говоря так, желают сказать, что он любит себя, бережёт лучшее для себя, а от других утаивает, делиться не хочет. Но разве одинокий человек от скупости один, от бедности чувств?

Выводить одиночество из эгоизма: не слишком ли просто? Разве семейными людьми движет не эгоизм, когда они вьют гнездо? Разве не о личной радости мечтает каждый из них? Разве не для себя они живут, будучи связаны с другими?

Нет, видно, не всегда одиночество происходит из эгоизма. Бывает, одинокий человек живёт не только тем, что близко, а тем, что вне его. И вслушиваться в это становится главным занятием его жизни. Слушать лучше в тишине и одиночестве. «Выхожу один я на дорогу…». И вот то, что он там слышит, отдаёт людям. Это дается через отречение от личного счастья.

Пустынники

Уходили люди в пустыню для подвига духовного. Этому удивлялись, об этом слагали житийные легенды. А что до того было, как человек от мира отвернулся, упоминали вскользь, как об отжитом. А ведь нужна была большая беда, какие-то глубокие переживания, чтобы молодой, полный сил человек бросил семью, мир и ушел жить в пустыню. И ныне так бывает. И очень часто. Живет человек среди людей, как в пустыне. Вот о чём надо писать.

Бесконечность

Если подумать, то, сколько на земле неудавшихся жизней! И может быть, нет ни одной, в которой бы всё удалось. И ничего нельзя вернуть, ничего нельзя поправить. А ведь жизнь-то не шутка, начинаешь понимать, не случайность, не проба на репетиции. Она не повторяется. И как обидно, что, явившись из бесконечного, в бесконечность и уйдёт.

***

Говорят, жизнь: это движение. Значит, смерть ― прекращение движения. Чем больше странствуешь душой и телом, тем больше живешь. От каждого, даже самого маленького движения, что-то меняется в душе. Не хотелось бы, однако, измениться настолько, чтобы ничего не чувствовать при виде чужих страданий. Но чем я могу помочь моему другу? Прежде всего, конечно, своим живым чувством. Я жив памятью о нём. Но ведь и он живёт, пока помнит обо мне. Я отзовусь на его страданья, и он откликнется. Он подаст мне руку: и я почувствую, что жив ещё. Будем же помнить, что ни в какой другой жизни после смерти мы, всего вероятнее, уже не встретимся.

***

Если что и жалко оставлять в мире, так это минуты близости человеческой, когда душа с душою говорит. Вообще жить нельзя без воспоминаний, без боли, без слёз, без чувств человеческих. Жизнь там, где всё это есть. Искусство и должно заниматься таким сокровенным в душе человека.